Жизнь / 30-07-2022 13:34

Военкор Илья Ушенин: Если перестал бояться - пора ехать домой

Если бы отец был моложе, тоже поехал бы

— Почему вы стали военным журналистом?

— Моя первая командировка была в Чечню в 1999 году. Тогда мне было 19 лет. Я работал в одной телекомпании Екатеринбурга. Как раз только началась вторая чеченская кампания. Туда отравился наш местный ОМОН. Я поехал освещать их действия: зачистки, фильтрации и т.д. В первый же день пребывания в Чечне мы попали под минометный обстрел. Почему я решил поехать тогда на войну? Предложили, все отказались, а я был молодым. Подумал: «А почему бы нет?» Мне было интересно, к тому же я пороха тогда еще не нюхал. С горящими глазами помчался туда.

— В каких горячих точках вы побывали помимо Чечни?

— Ездил в Сирию и на Украину. Хотел отправиться в Донбасс еще в 2014 году, но у меня как раз тогда родился ребенок, мне на работе сказали, что пока дочери не исполнится полгода, я никуда не поеду. Также работал в Киеве, когда там случился Майдан 2013-2014 годов. Был в Крыму, когда там проводился референдум. Но там все прошло мирно.

— Как относятся жена и родители к тому, что вы выезжаете освещать конфликтные действия?

— Мой отец — журналист. Он меня сразу поддержал. Если бы он был моложе, тоже поехал бы туда работать. Понятно, что женщины были против.

— Чем нынешний конфликт на Украине отличается от других конфликтов, на которых вы были?

— Если сравнивать с событиями в Сирии, на Украине все сложнее и опаснее. Тогда на Ближнем Востоке той стороне, от которой я освещал войну, противостояла нерегулярная армия. Хотя ее тоже поддерживали западные силы. Я лично был свидетелем того, как на складах ИГИЛ (террористическая организация, запрещенная в России. — Прим. «КИ») изымалось американское оружие: винтовки, гаубицы и т.д.

Тем не менее бойцы ИГИЛ (террористическая организация, запрещенная в России. — Прим. «КИ») были не настолько обучены и профессиональны. Украинская армия, на мой взгляд, один из самых сильных противников, что я видел. Сначала посмеивались над тем, что они себя называют самой сильной армией Европы. Но сейчас мы видим, что они действительно мощный противник, который, тем не менее, все равно проигрывает российским войскам.

— Где на Украине вы работали?

— В основном на Донецком и Луганском направлениях. В Дебальцево, в Волновахе. Мы были свидетелями того, как брали Мариуполь.

— Говорят, что в зоне конфликтных действий журналисты делятся на две категории: одни хотят быстрее закончить командировку, другие же прямо рвутся на передовую, ищут опасности?

— Да, действительно есть такие, кто приезжает отбыть номер, а есть те, кто рвется в самое пекло. Я уже на себе осознал, что ни один кадр, ни одна картинка не стоят твоего здоровья. Понятно, что идти с первой линией атаки — сумасшествие. Но такие журналисты все равно есть и благодаря им мы видим интересные кадры конфликтных действий.

Понимаешь по свисту, что летит

— Вы получили серьезное ранение в Сирии?

— Это произошло в Дейр-эз-Зоре. На тот момент он был так называемой столицей Исламского государства Ирака и Леванта (террористическая организация, запрещенная в России. — Прим. «КИ»). Мы приехали туда на следующий день после окончательного штурма города, и нас подорвали. После взрыва управляемого фугаса было 10 раненых: четыре журналиста и шесть военных. Насколько серьезное ранение я получил? Да, оно было тяжелым: восемь месяцев на больничном, перенес несколько операций. Но я оклемался и стал ездить дальше, а оператор, который был со мной, уже инвалид и ездить в такие командировки не может.

— Почему после таких случаев вы продолжаете ездить в горячие точки?

— Сложно ответить. Не могу сказать, что ради адреналина. Наверное, ты уже привыкаешь к таким командировкам. Когда началась спецоперация, все понимали, что в первые месяцы будет тяжело. Желающих ехать было немного, но когда мне предложили, я поехал. Поначалу, когда приезжаешь, первый раз после многолетнего перерыва, подрагиваешь от страха на первой съемке. Оператору даже пришлось в шутку меня успокаивать. А потом один обстрел, второй — и уже привыкаешь. А так, когда находишься в зоне горячих действий, ты всегда внимателен. Слышишь все выходы (выстрелы. — Прим. «КИ»), понимаешь по свисту, что летит и какого калибра.

— В идеале журналист должен быть всегда беспристрастен. Это получается в зоне конфликтных действий?

— Если бы я освещал конфликт, условно говоря, немцев с бельгийцами, я бы мог сохранять нейтральность. Но когда в противостоянии участвует твоя страна, понятно, что ты будешь на ее стороне. Те, кто не поддерживает свою страну в этом конфликте, уже уехал в Тбилиси или в Вильнюс. Все эти товарищи, которым стыдно.

Все завязано на личных отношениях

— Отправить журналиста в командировку в зону конфликтных действий — это серьезные расходы для СМИ?

— Крупные каналы, издания обязательно страхуют жизнь журналистов. Обязательно выдается бронежилет, каска. Также нужна тактическая аптечка с турникетами, обезболивающими, кровоостанавливающими препаратами. На это уходят десятки тысяч рублей. У нас, например, дорогие и мощные бронежилеты, особенно после того подрыва на фугасе в Сирии. Они держат выстрел 5,45 (калибр автомата Калашникова и другого стрелкового оружия. — Прим. «КИ»). В последней командировке мне прилетела какая-то палка после взрыва мины. Если бы не шлем, я бы получил травму.

— Сейчас военных журналистов упрекают в том, что они высказывают свои суждения по поводу конфликтных действий. Как вы относитесь к таким претензиям? Какая миссия должна быть у военкора?

— Я никогда ничего не советую военным. Моя задача просто освещать, что происходит. Но есть журналисты, которые в прошлом были профессиональными военными. Есть обозреватели, которые также, наверное, могут высказывать свое мнение по поводу конфликтных действий. Миссия военкора-новостийщика — объективно освещать конфликт.

— Как вообще строится работа военкоров? Как вы узнаете, куда надо ехать и где снимать?

— Обычно все завязано на личных отношениях. Еще с 2015 — 2016 годов у меня были знакомые командиры в ополчении ДНР и ЛНР. Приехав на этот конфликт, я звонил этим людям, узнавал, что происходит. Если случается какое-то значимое для журналиста событие, согласовываешь с командиром приезд, берешь с собой пару блоков сигарет и едешь. К сожалению, командир, к которому мы всегда ездили, в мае этого года погиб.

Если родина скажет — поеду

— Сигареты — это необходимый атрибут получения информации на передовой?

— Конечно, с тобой и разговаривать будут тогда с улыбкой. Это правило хорошего тона. Люди сидят в окопах. Еду им доставляют, а сигареты кто им привезет? Я стараюсь помогать военным. Совместно с Народным Фронтом на их сайте открыл сбор для подразделения 7-й отдельной мотострелковой бригады народной милиции ЛНР. Собираем деньги на квадрокоптеры, тепловизоры, средства связи, миноискатели и другое снаряжение. Через Народный Фронт все попадает куда нужно быстрее. Эти средства точно придут по назначению. Не то, что разные местечковые сборы в Telegram-каналах. Там часто средства собирают разные мошенники. А один раз под видом сбора денег для армии ДНР средства направляли украинской армии.

— Что самое сложное, когда вы находитесь в зоне конфликтных действий?

— Переносить все то, что видишь. Ведь часто приезжаешь на место сразу после обстрела. Вроде бы ты уже много раз все это видел, но все равно жутко на это смотреть. Тем не менее надо все это показывать. Много лет украинская сторона говорила, что Донбасс сам себя обстреливает. А мы приезжаем и находим осколки от американских ракет. Самое сложное пережить чисто человеческие трагедии, особенно среди мирного населения. Военные ведь понимают, на что они шли.

Гражданские же становятся заложниками ситуации. А вот к бытовым неудобствам все привыкают. К этому полупоходному образу жизни, когда нет воды, нормального туалета. Наши руководители регулярно в течение командировки спрашивают нас, страшно ли нам. Потому что если журналист перестает бояться в зоне конфликтных действий, это верный признак того, что его надо возвращать. Даже военные говорят, что не боятся только дураки. А если ты уже посчитал себя Рембо — значит, это серьезный звонок.

— Вы собираетесь и дальше работать в зоне конфликтов?

— Есть те, кто ездит на все конфликты на планете. Таким журналистам можно только аплодировать. Я не из таких, но если родина скажет, поеду. Там и жизнь по-другому течет, да и у меня там лучше получается работать, чем в Москве.

Материал подготовил Максим Куликов