Общество / 29-12-2022 13:28

Донбасский уик-энд

Эксклюзивный репортаж нашего корреспондента из Донецка и Мариуполя

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Мы выехали из Краснодара рано утром. Мы — это президент «Клуба 500» по ЮФО Станислав Рублев, краснодарский бизнесмен Виктор Беганов и я. Для предпринимателей это была очередная поездка — гуманитарную помощь в ДНР и ЛНР они собирают и отправляют регулярно.

— В Донбассе совершенно иначе воспринимаешь действительность. И люди там особенные — более настоящие, что ли. Нет наносного ничего. Какой есть, такой и есть,— делится Станислав Рублев. — Когда началась специальная военная операция, мы с членами клуба, а это лучшие предприниматели, сразу начали собирать помощь для людей и возить грузы. Там один раз побываешь — и обязательно вернешься: тянет. Сам увидишь и поймешь.

Через туман

Дорога быстро стелется под колеса, но по мере приближения к Ростову-на-Дону усиливается туман. Боясь, что это замедлит нас, ругаюсь на погоду. Как выяснилось, напрасно. Но об этом позже. Пока же, пользуясь возможностью, пытаюсь понять побудительные мотивы моих попутчиков.

Виктор Беганов знает Донбасс не по новостям и сюжетам. Его знакомство началось в 2014-м, когда он пошел добровольцем на помощь Донецку.

— Сейчас вспоминаю и не могу точно сформулировать, почему пошел воевать, ведь я даже в армии не служил. Но тогда, в 2014-м, у меня как будто что-то щелкнуло в голове. А после того как в Одессе нацики сожгли людей, понял, что не смогу спокойно жить, если не помогу отстоять Донбасс. Жене ничего не говорил, чтобы не беспокоить. Маленькую дочку поцеловал и поехал. Родным сказал, что в командировку по бизнесу. До 2016-го набралось больше полусотни таких командировок. «Укропы» на сайт «Миротворец» меня поместили,— улыбается Виктор. — Жена узнала случайно и, естественно, стала требовать, чтобы я никуда не ездил. Пришлось пообещать, что воевать не буду. Но гуманитарку всё равно возим. Донбасс не отпускает.

В Ростове-на-Дону к нам присоединился еще один предприниматель — Руслан Варваренко. В это время «газель» с грузом уже подъезжала к пограничному пункту пропуска. Для того чтобы успеть в эту поездку, Руслан всю ночь провел за рулем, добираясь из Москвы, где был по делам.

— В Донбассе был уже неоднократно, но каждый раз как впервые. Наверное, это больше надо нам, а не людям, которым помогаем. Есть ощущение сопричастности большому и хорошему делу. В этот раз везем новогодние подарки для детей, мандарины, игрушки, обогреватели, печки-буржуйки, продукты. На месте купим хлеб и макароны — уже договорились. В общем, как обычно,— объясняет Руслан.

Туман всё гуще. И вот из него выплывает пограничный пост. Дальше — Донбасс.

Не ходи по траве

Возможно, это самовнушение, но сразу за постом кажется, что мир стал иным. Промозглая погода, туман, голые деревья — вроде бы всё как и несколько километров назад, но по-другому.

— Первое правило: по траве не ходить. «Укропы» одно время активно сеяли в Донецке и округе мины-лепестки — инструктирует Станислав Рублев. — И вообще, под ноги всё время смотри, осторожность лишней не бывает здесь.

Через полчаса сквозь шум мотора прорывается звук далекого взрыва. Чуть позже — еще один, уже ближе и отчетливее. До передовой еще далеко, да мы на ней в этот раз и не будем, но это не мешает артобстрелам. Пытаюсь понять себя, ищу в душе страх, но пока ощущаю лишь забытую детскую беспомощность: никто не знает, куда прилетит очередной смертоносный снаряд. И я здесь всего на пару дней, а люди так живут почти девять лет.

Город героев и героинь

Донецк встречает всё тем же туманом. Наверное, я много внимания уделяю этому факту, но на то есть особые причины. Оказалось, что в туман обстрелы не такие интенсивные — особенности работы артиллерии. Эту военную истину нам рассказала Елена Гусева — поразительная девушка, о которой стоит рассказать отдельно.

Елена родилась в Донецке. Потом уехала в Москву, оттуда перебралась в Китай, где работала в крупной фирме специалистом по логистике. Но с началом специальной военной операции решила, что более нужна в Донецке. Вернулась в родной город и уже девять месяцев занимается гуманитарной помощью. Нас Елена встретила на складе, где мы оставили часть груза: обогреватели для школы, несколько ящиков мандаринов и сладости. Для того чтобы принять груз, Елена сбежала из больницы, где лежит на сохранении: скоро должен родиться сын.

Мы разговариваем возле «газели» с гуманитаркой, и вдруг я замечаю посеченную осколками стену. Яркая, как солнышко, Лена и грубая правда войны — диссонанс, который будет сопровождать меня всё время, пока буду здесь. Потом мне рассказали, что Лена, уже будучи беременной, возила гуманитарку и попала под обстрел украинских «Градов». Повезло: даже не ранило.

— Гуманитарная помощь предпринимателей идет со всей России. Наши склады только маленькая часть. Помогло, что у меня очень много знакомых среди бизнесменов — все откликнулись. С «Клубом 500» мы работаем очень плотно. Уже стали родными. Что касается этого груза, то его часть мы распределим в Донецке: например, обогреватели направим в школу, а мандарины и сладости разложим по подаркам для детей. Остальное завтра вы повезете в Мариуполь. Там уже вас ждут местные волонтеры, а люди оповещены. Мы благодарны всем за любую помощь, и очень приятно осознавать, что жители Донбасса по-настоящему граждане великой России. А трудности пройдут. Здесь с ними умеют справляться лучше, чем где-либо еще,— улыбается Лена Гусева.

В это время у склада под разгрузку стояла фура, присланная одним из предпринимателей в помощь Донбассу. Для ускорения подключились к процессу. За считаные минуты свое место на складе заняли стеклопакеты, буржуйки, ящики с одеждой и сладостями. Здесь за такую помощь, как разгрузить, привезти и так далее, благодарить не принято: это так же естественно, как дышать.

Мужская берлога

С чем у нас не было проблем, так это с ночлегом. Их и не могло быть, потому что предприниматели подошли к делу со свойственной капитальностью: как только начали волонтерить, сняли дом в Донецке и теперь там постоянно останавливаются те, кто привез гуманитарку или прибыл по другим волонтерским делам.

Нас встретили как родных. Вячеслав Варяников и Сергей Дегай на правах хозяев приняли по всем законам гостеприимства. Показали комнату, где нам предстояло провести ночь на надувных матрасах. Предложили поесть, хотя, мы, конечно, приехали не с пустыми руками. Для меня эта атмосфера напомнила давно забытое ощущение, когда мы с друзьями вырывались на природу: полное взаимопонимание и запредельная доброжелательность. Вот только в наших «берлогах» не было слышно разрывов снарядов и ракет. Здесь же, несмотря на туман, глухой рокот, временами переходящий в близкий гром, был почти постоянным фоном.

Хозяева тоже успешные предприниматели. Но последние месяцы они больше времени проводят в Донбассе, постоянно помогая ребятам, которые находятся на передовой.

Вот и сегодня, когда уже стемнело, Вячеслав, Сергей и еще несколько человек отправились в расположение краснодарских спецназовцев. Повезли маты, спальные мешки и другую амуницию. Но особо бережно укладывали освященные иконы, которые передали воинам из Краснодара.

Проводив эту группу, продолжаем общение. Я не знал вообще никого, но тут ощущаю себя своим. Не обошлось и без приятных сюрпризов. Виктор Беганов узнал о судьбе своего сослуживца. Ребята, которые сейчас отдыхают от «передка», приехали с волонтерской помощью для своих братьев. Слово за слово — и выяснилось, что они служили в одном подразделении с другом Виктора, с которым они вместе сидели в окопах в 2015 году. Оказалось, жив товарищ!

Чудеса случаются

Неожиданно образуется срочное дело. Подписчица Станислава Рублева, узнав из его канала, что он в Донецке, попросила помочь с лекарствами для детей: Надежда переехала с сыновьями полутора и четырех лет в Донецк из Лазурного, где бои были особенно ожесточенными. Сейчас живут здесь, а муж — на фронте.

Конечно, одними лекарствами не ограничились — набрали полные руки игрушек и продуктов.

Станислав Рублев удивительно легко находит общий язык с детьми — это качество нас потом еще не раз выручит. Мальчишки счастливы. А мягкий динозавр привел старшего в полный восторг. Забегая вперед: спустя пару часов Надя прислала фотографию, где он спит в обнимку с динозавром — значит, угодили.

Пожалуй, впервые в своей карьере не знаю, что спросить. Получаются какие-то куцые и вычурные вопросы. А в конце добиваю сам себя: «Теперь-то у вас будет нормальный Новый год?» — и киваю на подарки.

— Если папу отпустят, конечно, будет,— просто отвечает Надя.

И в этой обыденной интонации я понимаю всю пропасть между этой жизнью и привычной нам. Здесь ждут мужей не с работы, а с фронта. За водой, которую дают раз в три дня, спускаются в подвал. Дети собирают не марки и фантики, а воинские шевроны — об этом тоже потом расскажу.

Женщины спасут мир

День заканчивали в кафе, где остановились поужинать. Центр Донецка залит огнями, на окнах — новогодняя иллюминация. Совершенно нет ощущения, что рядом война.

За соседним столиком сидят две красивые молодые женщины — пьют кофе и разговаривают. С другой стороны полноватый юноша с отцом аппетитно уминают большой сет ролов. Мир и благополучие. Но вот в кафе заходит группа мужчин в камуфляже и с автоматами. Усаживаются. Оружие далеко не убирают. Заказывают солянку — она здесь особенно хороша.

Нас обслуживает официантка Ксения. Разговорились. Станислав задает ей вопрос совсем не про войну: как удается так замечательно выглядеть — без воды, порой без света и так далее?

— Встаешь на час раньше, греешь воду — и из ковшичка. Мы же женщины, а значит, должны при любой ситуации выглядеть на все сто,— смеется Ксения, а потом становится серьезной. — Бытовые неудобства — ерунда на самом деле. К ним приспосабливаешься быстро, потому что другого выхода нет. Гораздо страшнее, что никогда не знаешь, куда прилетит в следующий раз, боишься увидеть в списке пострадавших и погибших знакомые фамилии, и за детей, конечно, переживаешь всё время. Для них хочется мира прежде всего. Мой ребенок, например, родился и растет на войне — это несправедливо. Но мир должен быть только после нашей победы.

Выхожу на улицу. Туман всё так же драпирует окружающий пейзаж, размывая свет ярких гирлянд. Снимаю на телефон и вдруг чувствую, как кто-то сильно дергает меня за капюшон. Женщина лет шестидесяти, извиняясь: «Сынок, не ходи по траве, мало ли» — и идет дальше, выгуливая собачку. Увлекшись съемкой, я сделал два лишних шага на клумбу. Ничего страшного. Но здесь они могли быть последними.

Донецк — настоящий город-герой. Это чувствуется во всём: в отношении людей друг к другу, жизненных приоритетах, преодолении повседневных трудностей. Здесь особая атмосфера, которую невозможно передать словами, это надо почувствовать. И да, Донецк затягивает. Я точно знаю, что должен сюда вернуться. И вернусь.

День закончился. Надувные матрасы на полу показались самым мягким ложем. Я давно так глубоко не спал, хотя сквозь сон несколько раз слышал недалекие разрывы. Завтра нас ждал Мариуполь.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Ночь прошла относительно спокойно. Несколько раз просыпался от близкого «грома» — стреляли. Утром понял, что выспался как в детстве. Организм, видимо, начал перестраиваться и мозг, отбросив ненужное в виде неудобной постели, шума многочисленной мужской компании и света из коридора, просто отключился, чтобы перезагрузиться. Опять же особенности жизни в Донбассе.

Один строй

Утренняя обстановка в берлоге, как я ее назвал, не похожа ни на что. Вместе с нами здесь четыре группы волонтеров, и все должны в течение часа выехать туда, где их ждут. Но ни суеты, ни спешки: все знают, что должны делать. Никто не засиживается за столом: поел — уступи место. Обсуждаем план поездки, чтобы успеть к назначенному времени.

Заходит Вячеслав Варяников: «Кто поможет загрузить машину?» Все. Ел ли, разговаривал ли по телефону, собирал ли свои вещи — встал и пошел. Не по приказу, а потому что иначе просто невозможно. И каждый старается взять груз побольше, двигается быстро, чтобы другим легче было. Чувствуете разницу? Здесь никого не надо подгонять и просить.

Прощаемся с группой Вячеслава и Сергея: они уезжают первыми, везут помощь «на передок». Но сегодня же сюда вернутся. И завтра, и еще много дней подряд будут совершать эти челночно-опасные рейсы — всё для победы.

На хлебозаводе, где пекутся четыреста булок, которые повезем в Мариуполь, ждут к десяти часам. Прощаемся с ребятами, которые для меня из незнакомцев стали очень близкими, хотя никаких душевных разговоров мы не вели. Сама атмосфера «берлоги» роднит.

По привычке анализирую ощущения и ловлю себя еще на одном отличии обычной мужской компании от донецкой: за всё время я не услышал ни одной скабрезной шутки о женщинах. Просто представьте: полтора десятка здоровых молодых мужиков — и ни одной пошлости. Хотя о женщинах говорили. Например, о Лене Гусевой переживали: чтобы с ней и будущим ребенком было всё хорошо. С уважением отзывались о неизвестной мне женщине-враче. Говорили, что женщинам на войне труднее всего. И ни разу ни одной фривольной фразы! При этом звонили своим женам и девушкам, но, когда возвращались после разговора, никто не шутил на этот счет (хотя, открою мужской секрет, так принято). Ведь никто не знает, может, этот разговор был последним. Донбасс учит ценить настоящее.

Экскурсия с запахом гари

Виктор Беганов знает Донецк лучше навигатора. Это очень важно, потому что Интернет здесь не работает. Вообще, с того самого момента, как мы пересекли границу, Виктор единогласным решением стал нашим командиром в вопросах логистики и безопасности. С ним чувствуешь себя очень спокойно: защитит, довезет, предупредит.

Руслан Варваренко тоже много раз бывал в зоне специальной военной операции и может экскурсии водить по местам «прилетов».

— Справа сейчас будет управление железных дорог — туда «хаймарсы» прилетели. Мы тогда были в Донецке и сюда через десять минут приехали: дым, крики. Чем «укропам» гражданский объект интересен? Ведь ни одного военного там нет. Просто они донбассовцев за людей не считают. Они на запугивание действуют, но вызывают только ненависть,— Руслан указывает на обгоревшее здание. — Тут люди уже отвыкли бояться за себя. А страх за близких, особенно за детей, будет всегда. Но ты просто представь, что будешь чувствовать, если что-то случится с твоим ребенком. Точно не страх. Вот этого нацики понять не в силах. Чем больше они звереют, тем сильнее получают.

Проезжаем торговый центр «Галактика», который недавно нацисты почти полностью уничтожили ракетным ударом. Предлагаю простую арифметику для тех, кто сравнивает действия наших военных и ВСУ. Сколько торговых центров было уничтожено в результате наших ударов? Один, два? Да и те пострадали не в результате прямого попадания, а из-за своей близости к военным объектам. С той же стороны по гражданским объектам бьют целенаправленно. Больницы, магазины, остановки общественного транспорта — «укропы» (так здесь называют ВСУ не только волонтеры, но и все жители) уничтожают всё, до чего могут дотянуться. И Руслан совершенно прав: кроме ненависти, это ничего не вызывает.

Вкус хлеба

Приехали на хлебозавод. «Газель» паркуется у входа, и начинается погрузка. В каждый мешок помещается двадцать булок. Завязать, подать в фургон, взять следующий: богатая практика отработала у ребят алгоритм до автоматизма. Считаные минуты — и мы, благоухающие самым вкусным запахом, готовы следовать дальше. Но не удержаться: разламываем две горячие булки и прямо возле машины наслаждаемся. К этому блюду не нужны приправы, соусы и паштеты. Молоко бы не помешало, но и без него накатывают воспоминания.

Удивительно, как горячий хлеб действует на людей. У каждого есть связанные с ним воспоминания из детства. И непременно хочется ими поделиться. Взрослые мужики в камуфляже, серьезные бизнесмены в Донецке рассказывают друг другу, как выпрашивали «кирпичик», сидя на заборе хлебозавода. Как домой приносили обглоданную краюху, успевая почти всю булку слопать по дороге. Как утром просыпались в деревне у бабушки и запивали обжигающую горбушку холодным молоком. Рассказывают и смеются. Потому что это одно из самых светлых воспоминаний детства для каждого. А этот хлеб — для Мариуполя.

Донбасс — Россия

Нам остается одно дело в Донецке: купить триста килограммов макарон. На выезде из города поворачиваем в торговый центр.

Наслушавшись разговоров о дефиците продуктов в Донбассе, уделяю этому моменту особое внимание. Спешу успокоить или разочаровать (зависит от точки зрения), но дефицита нет. Скажу больше: цены абсолютно российские. Кстати, бензин даже дешевле. А макароны очень приличного качества мы купили по пятьдесят рублей за килограмм.

В супермаркете полки забиты. Новогодние товары повсюду. Несмотря на ранний час, много людей.

Сотрудники магазина, узнав о наших потребностях, помогают, а потом дают номер телефона, по которому можно договориться об опте: «Всё сформируют и на парковку вывезут. Так многие волонтеры делают».

«Газель» забита под завязку. Впереди путь на Мариуполь. Ожидая, пока все соберутся, разговариваю с водителем грузовика Виктором Лобановым.

— Витя, сколько раз гуманитарку возил?

— Да что я, считал?

— А сейчас-то зачем поехал? Выходные же.

— В смысле, зачем? У меня трое детей. Старший служит на Северном флоте. Как я могу не поехать? Причем тут выходные? Ты в Мариуполе сам всё увидишь и потом такие вопросы не будешь задавать. Люди ждут. — и с иронией в мой адрес: — Наберут по объявлению…

Виктор Лобанов — настоящий рабочий мужик. Нет такой техники, которую он бы не знал. При этом в нем сочетается профессиональная деловитость и прекрасное чувство юмора. А еще он рыбак и волонтер. И очень добрый человек.

Мариуполь ждет

Проехав последний блокпост на выезде из Донецка, набираем скорость. До Марика, как его называют местные, больше ста километров. Заложили два часа, но добрались раньше.

— Недавно по этой дороге ехал. Максимум — шестьдесят, разбитая вся была. А сейчас смотри — автостраду сделали,— говорит Виктор Беганов, прибавляя скорости. — Жаль, не успеем в новый микрорайон в Марике заехать — там есть на что посмотреть, круто строят. В следующий раз надо запланировать.

Сказать, что здесь строят,— не сказать ничего. Я видел, как готовились к зимней Олимпиаде в Сочи и строили Крымский мост. Думал, что это самое глобальное в моей жизни. Ошибся: здесь прямо квинтэссенция созидания.

Останавливаемся у вывески «Донецк — город-герой» для памятного фото. Вдалеке слышны взрывы. Туман рассеялся — и обстрелы возобновились. Мы успели выехать под прикрытием небесной канцелярии, хотя и не стремились к этому. Оставшийся час пути молчим: Донецк обстреливают, а там остались близкие люди. На душе тяжело. Лена, Надя, официантка Ксения, Слава, Сергей — там, а мы — в безопасности. Повезло, но почему-то гложет чувство вины. «Газель» не отстает: Витя свое дело знает.

Поворот в никуда

На въезде в Мариуполь опять блокпост. Прорывается Интернет и навигатор указывает короткий путь: налево, через мост и в объезд города.

Надо было читать подсказки, что предложенный маршрут не актуален. Сразу возле развилки стоит изрешеченная легковушка неопределимой марки. На дороге воронки, а в одном месте из асфальта торчит хвостовик неразорвавшегося «града». Дальше путь невозможен: мост через железнодорожные пути отсутствует. Мы в зоне недавних активных боевых действий в районе завода Ильича.

Мост взорвали ВСУ, чтобы замедлить наступление наших военных. Про этот участок в СМИ и соцсетях говорили меньше, чем про «Азовсталь», но бои здесь шли ожесточенные. Это мы вскоре увидим, когда будем раздавать гуманитарку. Сейчас же мы еще не знаем, что везем помощь в район, где живут люди, которые прежде работали на этом предприятии.

Разрушенный мост похож на плохой сон: идешь — и вдруг перед тобой пропасть. Видишь близкий берег, но не допрыгнуть. Этот мост простоял более полувека, а может, и больше. По нему еще в советское время ездили огромные тяжеловозы, а теперь его нет. Как нет и еще одного въезда-выезда для Мариуполя. Взяли и взорвали. Простая разрушительная логика войны.

И теперь широкая дорога упирается в провал. Бои ушли — разруха осталась.

Город живет

Тот, кто говорит, что Мариуполь — город-призрак, не прав. Призрак — это мертвая субстанция. Мариуполь при всех ранениях — жив! Ран много. Очень много. Но они не смертельные.

Поворачиваем на улицу имени Мамина-Сибиряка (ее не успели переименовать в рамках борьбы с декоммунизацией). Это широкий проспект с трамвайными путями посередине. Но трамваев нет.

Целые кварталы частного сектора лежат в руинах. На пробитых осколками воротах, надписи «Люди», «Дети». За разрушенными заборами — кучи строительного мусора, в которых едва угадываются очертания домов. Посеченная железом березка со срезанной осколком верхушкой. Сюда летело всё, что взрывается.

Мимо проезжает машина, ее задняя дверь и крыло — решето, но авто едет. За рулем пожилой мужчина.

— Откуда будешь? — благообразная старушка улыбается из-под платка, а узнав, что я журналист, неожиданно спрашивает: — Для Европы нас снимаешь? Тут много из Европы было. Снимали, спрашивали. Я им говорила, что моего соседа «азовцы» застрелили, когда он за водой шел. Хороший был человек — жалко. Не знаю, показывали по телевизору или нет: света тогда не было. Не видел меня по телевизору?

— Извините, не видел.

— У меня внук на фронте. Восемь лет не видела. В Луганск уехал, когда тут началось, и с тех пор никак не доберется до бабушки. Но живой, вчера звонил, обещал к Новому году приехать. Дай-то Бог! Девчонкой отца с фронта ждала — дождалась. Теперь — внука. Хорошо, что дочки у меня. Сын бы, наверное, тоже воевал. Что ж вы нас тогда, в четырнадцатом, в Россию не взяли?

Я не знаю, что ответить. Молча беру у бабушки тяжелую матерчатую сумку, наверное с продуктами, и иду за ней.

Дом Людмилы Петровны (познакомились по пути) разрушен только наполовину — редкая удача. Правую часть снесло взрывом. Но возле уцелевшего крыльца уже расчищена клумба и на ней что-то зеленеет. Окна чистые.

— Мужу покойному спасибо. На совесть дом построил. Тут так бахало, так всё рушилось! А дом устоял. Внук приедет, отремонтирует и жить здесь будет. Да ты не журись,— видя мое виноватое лицо, улыбается бабушка. — Всё уже кончилось. Теперь всё хорошо будет.

И уже серьезно добавляет:

— Уныние — смертный грех.

По пути на место раздачи гуманитарки проезжаем через город. Черные от копоти полуразрушенные многоэтажки. Обгорелый трамвай застыл на путях как памятник. Повсюду следы боев. Но магазины уже работают. Люди идут по своим делам и охотно объясняют, как проехать в Ильичевский район, где нас уже ждут. В 2016-м это место переименовали в Кальмиусский, но не прижилось: район изначально заселялся рабочими завода имени Ильича.

На всех хватило

Место раздачи гуманитарки увидел издалека: толпа в полтысячи человек собралась возле детской площадки. На наше счастье ждут нас не только жители, но и помощники: пятнадцатилетний Кирилл, Илье и Ире по четырнадцать, и Маришка — ей всего двенадцать. Несмотря на юный возраст, это опытные волонтеры. Нам их порекомендовала Лена Гусева, а ей можно доверять.

Перед нами задача: надо организовать два пункта раздачи — подарки для детей и продукты с обогревателями для взрослых. Честно признаться, я стушевался от количества людей. Но тут на помощь пришел Станислав Рублев. На мой взгляд, он гений коммуникации. За два дня он вернул мне веру, что слово действенней меча. Но когда он сказал, что детей берет на себя — триста ребятишек, я усомнился в выполнимости миссии.

— Так, все ребята за мной. Давайте знакомиться,— уже через минуту серьезный бизнесмен Рублев для этих детей просто Стас. Веселый, шумный, добрый. Но дальше произошло то, что я для себя определил как чудо. Станислав, играя, в считаные минуты организовал безупречную логистику раздачи подарков.

— Игра такая: на кого я укажу, тот быстро стартует и бежит к первому этапу. Показываю один раз,— Стас срывается с места и под детский смех подбегает к лавочке, на которой стоят ящики с мандаринами. — Тут вам насыпают полные кульки или карманы мандаринов — и надо сразу же бежать дальше, к конфетам. Оттуда так же быстро — к подаркам (на их раздаче доверили быть мне. — Авт.), а потом заканчиваем эстафету на этих лавочках: укладываете все подарки, чтобы ничего не просыпалось, и идете к родителям. Понятно?

Дружное и веселое «Да!» в ответ.

У нас триста подарков. Я думал, что это много. Но когда распаковал последний ящик и посмотрел на еще неодаренную толпу детей, защемило сердце: как в глаза им посмотреть, если не хватит? Мальчишка лет десяти, получив подарок, спрашивает: «А можно мне для братика еще? Он маленький.» Клянусь, если бы в этот момент у меня была возможность выбора, пошел бы под пули, лишь бы не принимать решения. Прошу подождать до конца: если останется, получишь.

Детей мы одарили за полчаса. Стасу — отдельный респект. Со взрослыми — сложнее. Да их и больше. Признаться, на время раздачи гуманитарки я полностью забыл о том, что журналист. Ну не мог я снимать видео и общаться с людьми, когда мои коллеги зашивались, организуя многосотенную толпу. Но благодаря нашим помощникам, всё сложилось. Хватило на всех и даже немного осталось, чтобы развести наборы людям, которые не в состоянии прийти.

Два час пролетели, а устал так, словно неделю вагоны разгружал. Кто-то дергает за куртку. Тот самый мальчишка ждал больше часа, ожидая шанса на подарок для братика. Господи, я и забыл. Бегу к «газели» — на мое счастье осталось два подарка и мандарины. Отдаю всё, насыпаю полный пакет фруктов, дополняю несколькими упаковками сыра (на перекус брали), сую подмышку две булки хлеба, в карманы набиваю еще конфет — я счастлив.

— Это очень хороший мальчишка. Их в семье четверо, а он старший,— молодой мужчина представился Андреем.

Разговорились. Он, как отец и дед, работал на заводе Ильича. Сейчас надеется, что предприятие восстановят.

— Иван, а ну вылезь оттуда быстро! — Андрей грозит сыну, который залез в кабину подбитой чешской боевой машины. — Ее возле завода хлопнули. Тащили куда-то, но не дотянули. Так и стоит пока. А пацаны и рады. Смотреть за ними надо всё время. В Донецке, говорят, лепестков боятся, а у нас иногда растяжки находят — укропы всё не успокоятся.

Детские желания

Пока прибираем за собой пустые ящики, удается поговорить с волонтерами. Первым волонтерить стал Кирилл. Потом подтянулась Ира, Маришка. Для Ильи это первый опыт, но явно не последний. Но мечты у них взрослые, земные. Кирилл хочет стать автослесарем. Ира собирается учиться на юриста. Илья после девятого класса пойдет на сварщика. Маришка пока не определилась, но мы общим решением предсказали ей артистическое будущее.

Станислав раздает ребятам по листочку:

— Напишите, что вы хотите на Новый год, и я постараюсь всё исполнить.

Нам Стас заветные листочки не показал: «А то еще перехватите». Но Маришкино желание даже он не смог удержать в себе.

— Знаете что она попросила? Четыре воинских шеврона. Она их собирает.

— А я все раздал,— у Виктора нет на рукаве шеврона об обучении в Университете спецназа. — Они все их здесь коллекционируют. Я разговаривал с пацанами. Свои Ире отдал. Но берут только наши, говорят, что укропские — зашквар.

— Да что ж это такое! — Стас выскакивает из машины, обнимает Маришку и что-то шепчет, возвращается. — Куртку попросила зимнюю. Не телефон, не приставку — куртку. Чуть не заплакал, блин. А шевроны надо привезти.

Домой

Мы выезжаем из Мариуполя в сумерках: развозили обогреватели и продукты по домам. Я опустошен. Но это какая-то другая пустота, словно из меня вынули все лишние мысли для того, чтобы я запомнил нужное.

Разговариваем, смеемся, вспоминая свои переживания по поводу «не хватит». Ближе к Бердянску у Руслана прорывается связь. Читает «телегу»:

— В Донецке укропы больницу обстреляли. И еще поприлетало много. Люди погибли. Наши все живы.

Туман рассеялся.

Иван Прытыка